ПОХОДЫ ДОБРОВОЛЬЦА КРАСНОЙ АРМИИ
Feb. 23rd, 2007 11:27 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pelipejchenko(из книги "Русский фольклор")
Не доходя тридцати верст за Ирбитом, село Эчкинское, сделали очень сильный бой, — сопротивлялся Колчак. Также пришлось отступить, понимашь, на три версты от них. Сильный бой! До тех пор стреляли из пулеметов, что стали нагреваться даже. Вот как мы их уже лупили тут! Да! Стали нагреваться пулеметы. По силе возможности пришлось нам отступить назад на три версты от них. Сделали передышку для охлаждения пулеметов. Неприятель на нас не наступал. Стоял полверсты от села Эчкинское.
Когда ночь прошла тихо, на вторую ночь пошли в наступление на неприятеля. Как наши закаленные красноармейцы, что во что ни стало освободить Сибирь и Урал от Колчака. А прогнать его совсем, совсем чтоб уничтожить — не было. Мирные жители, когда выяснили, у Колчака что было, обрисовалось положение: расстреливали, драли большую подать со стариков и отбирали имущество крестьянское. Мы тогда почувствовали почву; что действительно мирные жители идут за Красной армией. Мирные жители за нас!
И дали мы яму второй, решительный бой. И взяли в плену тысячу двести человек. В плену оказались больше всего барские сынки, и попы тут попалися к нам. Вот где смеху больше всего было! Дык, интересно, понимать: наши батюшки с крестами ходили, на путь божий нас наставляли, потом пошли воевать с нами, красноармейцами! У нас некоторые красноармейцы говорили, что их нужно уничтожить совсем. Но наши командиры ободряли в том: «Товарищи, нужно отправить в тыл, а то мы потеряем весь авторитет от мирных жителей».
Шли, значит, все большую половину населением, деревнями, селами, только не помню, какими там. Сибирские, известно, деревни, там какие названия. Поход сделали очень большой, полтораста верст отступил он от нас. Значит, от села Исламинское остановилась ихняя сила и ихняя армия по ту сторону села, деревня Глубокое.
А в Исламинском селе узнали, что идет Красная армия. Недоходя четыре версты, встречали с иконами и хоругвами ихние попы. И произвели звон. Звонили, прямо приветствовали здорово! Вот тут уж, брат, на душе еще стало веселей. Молодые барышни дарили жетоны красноармейцам. Пожилые женщины поили квасом и пивом, — кто что мог. Конечно, они от души отдавали последнее. Когда, значит, ихний батюшка дошел до Красной армии, поп-то ихний (хорошо его запомнил: пожилой старик, годов семидесяти, наверно, уж будет), остановил всю публику и солдат! И начал говорить речь: «Граждане, село Исламинско! Служу, — говорит, — я тридцать пять лет уже священником, нас запугивали бела армия, что скоро придут красные, красные черти (прямо так он сказал), побросают наших всех икон и верующих и разорят церковь. Но вообще я надеюсь, что это пришли наши дорогие товарищи». Поп-то сказал! Тут уж три раза с приветствием кричали «ура!». Значит, так.
В то время у этого батюшки был дьячок. Вот он изменил делу: убежал ночью в белу армию и обсказал все положение, как мирные жители приветствуют Красную армию. Смотрим, на рассвете колчаковская армия пошла в наступление на нас. То они отступали, а тут в наступление пошли. И бросали с еропланов бумажки, что красных угоним до Москвы, сделаем самый упорный бой. В это время Красная армия нисколько не смутилась. Только говорила то, что и сами сможем своими силами сколько-нибудь дать отпор. Действительно, было такое сражение. Три дня без перерыву! Не бывало таких боев, как во время всего перехода. И в конце концов все же таки Колчак начал осиливать. Колчаковская армия стала тут осиливать. Мирные жители просили и плакали: «Дорогие товарищи, не отступайте, в том, что они оставят нас на произвол судьбы, разорят в конец».
Тогда наши командиры дали в дивизию, чтобы выслали нам подмогу силы, иначе держаться не можно. В то время из дивизии выезжает главнокомандующий фронтами и дает по команде приказ, чтобы выстроить солдат во фронт. И начинает высказывать речь: «Поскольку возможно, дорогие товарищи красноармейцы, не отступать». Но солдаты, рядовые красноармейцы, выясняли в том товарищу главнокомандующему, что действительно у нас не хватает броневиков, пулеметов, вообще всего снаряжения. Иначе держаться нельзя. Товарищ главнокомандующий выяснил такую речь красноармейцам: «Товарищи, не отступайте, все будет на другой же день». Когда мы переночевали ночь, после обеда, приблизительно часа в два, видим: пошли броневики по нашей линии новые, летели несколько еропланов на подмогу, а также бронированные автомобили по трахту. И плюс тому дивизия солдат пехотинцев пятьдесят первой дивизии. Значит, на подмогу. Тогда открыли огонь, пошли в наступление сами. Бой был самый упорнейший и самый генеральский, по прозванию Колчака. Без перерыву пять суток ни та, ни другая сторона не отступала. Было убитых и раненых — так вези подводами прямо.
Но наш батальонный командир Никонов дал сообщение командиру полка выслать одну орудию трехдюймовую в окоп, иначе держаться нельзя. Начальник батареи сопротивлялся орудию посылать, в том, что отдадим Колчаку ее. Но наши храбрые командиры батальонные и командир полка настаивали, что надо орудию поставить. Начальник батареи тогда выслал орудию, и поставили в окоп. И дали хорошего наводчика, самого боевого солдата к батарее, который прицел делает. Когда ударил из батареи, — и с первого же снаряда попал в колчаковский бронированный автомобиль. И в это время же командиры приказали открыть огонь. И пошли в наступление, в атаку. И взяли в плен три тысячи восемьсот человек. И сразу отступили на пятьсот пятьдесят верст, до города Ишима, сразу улетел.
Записано со слов Ивана Васильевича Зырянова, 42 лет, рабочего-штамповщика Лысьвенского механического завода.
[С.Мирер и В.Боровик. — Революция, стр. 225—229.]
Не доходя тридцати верст за Ирбитом, село Эчкинское, сделали очень сильный бой, — сопротивлялся Колчак. Также пришлось отступить, понимашь, на три версты от них. Сильный бой! До тех пор стреляли из пулеметов, что стали нагреваться даже. Вот как мы их уже лупили тут! Да! Стали нагреваться пулеметы. По силе возможности пришлось нам отступить назад на три версты от них. Сделали передышку для охлаждения пулеметов. Неприятель на нас не наступал. Стоял полверсты от села Эчкинское.
Когда ночь прошла тихо, на вторую ночь пошли в наступление на неприятеля. Как наши закаленные красноармейцы, что во что ни стало освободить Сибирь и Урал от Колчака. А прогнать его совсем, совсем чтоб уничтожить — не было. Мирные жители, когда выяснили, у Колчака что было, обрисовалось положение: расстреливали, драли большую подать со стариков и отбирали имущество крестьянское. Мы тогда почувствовали почву; что действительно мирные жители идут за Красной армией. Мирные жители за нас!
И дали мы яму второй, решительный бой. И взяли в плену тысячу двести человек. В плену оказались больше всего барские сынки, и попы тут попалися к нам. Вот где смеху больше всего было! Дык, интересно, понимать: наши батюшки с крестами ходили, на путь божий нас наставляли, потом пошли воевать с нами, красноармейцами! У нас некоторые красноармейцы говорили, что их нужно уничтожить совсем. Но наши командиры ободряли в том: «Товарищи, нужно отправить в тыл, а то мы потеряем весь авторитет от мирных жителей».
Шли, значит, все большую половину населением, деревнями, селами, только не помню, какими там. Сибирские, известно, деревни, там какие названия. Поход сделали очень большой, полтораста верст отступил он от нас. Значит, от села Исламинское остановилась ихняя сила и ихняя армия по ту сторону села, деревня Глубокое.
А в Исламинском селе узнали, что идет Красная армия. Недоходя четыре версты, встречали с иконами и хоругвами ихние попы. И произвели звон. Звонили, прямо приветствовали здорово! Вот тут уж, брат, на душе еще стало веселей. Молодые барышни дарили жетоны красноармейцам. Пожилые женщины поили квасом и пивом, — кто что мог. Конечно, они от души отдавали последнее. Когда, значит, ихний батюшка дошел до Красной армии, поп-то ихний (хорошо его запомнил: пожилой старик, годов семидесяти, наверно, уж будет), остановил всю публику и солдат! И начал говорить речь: «Граждане, село Исламинско! Служу, — говорит, — я тридцать пять лет уже священником, нас запугивали бела армия, что скоро придут красные, красные черти (прямо так он сказал), побросают наших всех икон и верующих и разорят церковь. Но вообще я надеюсь, что это пришли наши дорогие товарищи». Поп-то сказал! Тут уж три раза с приветствием кричали «ура!». Значит, так.
В то время у этого батюшки был дьячок. Вот он изменил делу: убежал ночью в белу армию и обсказал все положение, как мирные жители приветствуют Красную армию. Смотрим, на рассвете колчаковская армия пошла в наступление на нас. То они отступали, а тут в наступление пошли. И бросали с еропланов бумажки, что красных угоним до Москвы, сделаем самый упорный бой. В это время Красная армия нисколько не смутилась. Только говорила то, что и сами сможем своими силами сколько-нибудь дать отпор. Действительно, было такое сражение. Три дня без перерыву! Не бывало таких боев, как во время всего перехода. И в конце концов все же таки Колчак начал осиливать. Колчаковская армия стала тут осиливать. Мирные жители просили и плакали: «Дорогие товарищи, не отступайте, в том, что они оставят нас на произвол судьбы, разорят в конец».
Тогда наши командиры дали в дивизию, чтобы выслали нам подмогу силы, иначе держаться не можно. В то время из дивизии выезжает главнокомандующий фронтами и дает по команде приказ, чтобы выстроить солдат во фронт. И начинает высказывать речь: «Поскольку возможно, дорогие товарищи красноармейцы, не отступать». Но солдаты, рядовые красноармейцы, выясняли в том товарищу главнокомандующему, что действительно у нас не хватает броневиков, пулеметов, вообще всего снаряжения. Иначе держаться нельзя. Товарищ главнокомандующий выяснил такую речь красноармейцам: «Товарищи, не отступайте, все будет на другой же день». Когда мы переночевали ночь, после обеда, приблизительно часа в два, видим: пошли броневики по нашей линии новые, летели несколько еропланов на подмогу, а также бронированные автомобили по трахту. И плюс тому дивизия солдат пехотинцев пятьдесят первой дивизии. Значит, на подмогу. Тогда открыли огонь, пошли в наступление сами. Бой был самый упорнейший и самый генеральский, по прозванию Колчака. Без перерыву пять суток ни та, ни другая сторона не отступала. Было убитых и раненых — так вези подводами прямо.
Но наш батальонный командир Никонов дал сообщение командиру полка выслать одну орудию трехдюймовую в окоп, иначе держаться нельзя. Начальник батареи сопротивлялся орудию посылать, в том, что отдадим Колчаку ее. Но наши храбрые командиры батальонные и командир полка настаивали, что надо орудию поставить. Начальник батареи тогда выслал орудию, и поставили в окоп. И дали хорошего наводчика, самого боевого солдата к батарее, который прицел делает. Когда ударил из батареи, — и с первого же снаряда попал в колчаковский бронированный автомобиль. И в это время же командиры приказали открыть огонь. И пошли в наступление, в атаку. И взяли в плен три тысячи восемьсот человек. И сразу отступили на пятьсот пятьдесят верст, до города Ишима, сразу улетел.
Записано со слов Ивана Васильевича Зырянова, 42 лет, рабочего-штамповщика Лысьвенского механического завода.
[С.Мирер и В.Боровик. — Революция, стр. 225—229.]
С СООТВЕТСТВУЮЩИМ ПРАЗДНИКОМ ВСЕХ ПРИЧИТАЮЩИХСЯ!
